Стенами чертогам были вьюги, окнами и дверями 
буйные ветры. Сто с лишним зал тянулись здесь одна за 
другой так, как наметала их вьюга. Все они освещались 
северным сиянием, и самая большая простиралась на 
много-много миль. Как холодно, как пустынно было в этих 
белых, ярко сверкающих чертогах! Веселье никогда и не 
заглядывало сюда. Никогда не устраивались здесь медвежьи 
балы с танцами под музыку бури, на которых могли бы 
отличиться грацией и умением ходить на задних лапах белые 
медведи; никогда не составлялись партии в карты с ссорами 
и дракою, не сходились на беседу за чашкой кофе беленькие 
кумушки лисички.
Холодно, пустынно, грандиозно! Северное сияние вспыхивало 
и горело так правильно, что можно было точно рассчитать, 
в какую минуту свет усилится, в какую померкнет. Посреди 
самой большой пустынной снежной залы находилось замерзшее 
озеро. Лед треснул на нем на тысячи кусков, таких одинаковых 
и правильных, что это казалось каким-то фокусом. Посреди 
озера сидела Снежная королева, когда бывала дома, говоря, 
что сидит на зеркале разума; по ее мнению, это было 
единственное и лучшее зеркало на свете.
Кай совсем посинел, почти почернел от холода, но не 
замечал этого - поцелуи Снежной королевы сделали его 
нечувствительным к холоду, да и самое сердце его было все 
равно что кусок льда. Кай возился с плоскими остроконечными 
льдинами, укладывая их на всевозможные лады. Есть ведь такая 
игра-складывание фигур из деревянных дощечек, - которая 
называется китайской головоломкой. Вот и Кай тоже складывал 
разные затейливые фигуры, только из льдин, и это называлось 
ледяной игрой разума. В его глазах эти фигуры были чудом 
искусства, а складывание их - занятием первостепенной 
важности. Это происходило оттого, что в глазу у него сидел 
осколок волшебного зеркала. Складывал он и такие фигуры, 
из которых получались целые слова, но никак не мог сложить 
того, что ему особенно хотелось, - слово "вечность". 
Снежная королева сказала ему: "Если ты сложишь это слово, 
ты будешь сам себе господин, и я подарю тебе весь свет и 
пару новых коньков". Но он никак не мог его сложить.
- Теперь я полечу в теплые края, - сказала Снежная королева. - 
Загляну в черные котлы.
Так она называла кратеры огнедышащих гор - Этны и Везувия.
- Побелю их немножко. Это хорошо для лимонов и винограда.
Она улетела, а Кай остался один в необозримой пустынной зале, 
смотрел на льдины и все думал, думал, так что в голове у него 
трещало. Он сидел на месте, такой бледный, неподвижный, 
словно нежилой. Можно было подумать, что он совсем замерз.
В это-то время в огромные ворота, которыми были буйные ветры, 
входила Герда. И перед нею ветры улеглись, точно заснули. 
Она вошла в огромную пустынную ледяную залу и увидела Кая.
 
Она тотчас узнала его, бросилась ему на шею, крепко обняла 
его и воскликнула:
- Кай, милый мой Кай! Наконец-то я нашла тебя!
Но он сидел все такой же неподвижный и холодный. И тогда 
Герда заплакала; горячие слезы ее упали ему на грудь, 
проникли в сердце, растопили ледяную кору, растопили осколок. 
Кай взглянул на Герду и вдруг залился слезами и плакал так 
сильно, что осколок вытек из глаза вместе со слезами. 
Тогда он узнал Герду и обрадовался:
- Герда! Милая Герда!.. Где же это ты была так долго? 
Где был я сам?
- И он оглянулся вокруг. - Как здесь холодно, пустынно!
И он крепко прижался к Герде. А она смеялась и плакала от 
радости. И это было так чудесно, что даже льдины пустились 
в пляс, а когда устали, улеглись и составили то самое слово, 
которое задала сложить Каю Снежная королева. Сложив его, 
он мог сделаться сам себе господином да еще получить от нее 
в дар весь свет и пару новых коньков.
Герда поцеловала Кая в обе щеки, и они опять зарделись, как 
розы; поцеловала его в глаза, и они заблестели; поцеловала 
его руки и ноги, и он опять стал бодрым и здоровым.
Снежная королева могла вернуться когда угодно - его отпускная 
лежала тут, написанная блестящими ледяными буквами.
Кай с Гердой рука об руку вышли из ледяных чертогов. Они шли 
и говорили о бабушке, о розах, что цвели в их садике, 
и перед ними стихали буйные ветры, проглядывало солнце. 
А когда дошли до куста с красными ягодами, там уже ждал их 
северный олень.
Кай и Герда отправились сначала к финке, отогрелись у нее и 
узнали дорогу домой, а потом - к лапландке. Та сшила им новое 
платье, починила свои сани и поехала их провожать.
Олень тоже провожал юных путников вплоть до самой границы 
Лапландии, где уже пробивалась первая зелень. 
Тут Кай и Герда простились с ним и с лапландкой.
Вот перед ними и лес. Запели первые птицы, деревья 
покрылись зелеными почками. Из леса навстречу путникам 
выехала верхом на великолепной лошади молодая девушка 
в ярко-красной шапочке с пистолетами за поясом.
Герда сразу узнала и лошадь - она была когда-то впряжена 
в золотую карету - и девушку. Это была маленькая разбойница.
Она тоже узнала Герду. Вот была радость!
- Ишь ты, бродяга! - сказала она Каю. - Хотелось бы мне знать, 
стоишь ли ты того, чтобы за тобой бегали на край света?
Но Герда потрепала ее по щеке и спросила о принце и принцессе.
- Они уехали в чужие края, - отвечала молодая разбойница.
- А ворон? - спросила Герда.
- Лесной ворон умер; ручная ворона осталась вдовой, ходит с 
черной шерстинкой на ножке и сетует на судьбу. Но все это 
пустяки, а ты вот расскажи-ка лучше, что с тобой было и 
как ты нашла его.
Герда и Кай рассказали ей обо всем.
- Ну, вот и сказке конец! - сказала молодая разбойница, 
пожала им руки и обещала навестить их, 
если когда-нибудь заедет к ним в город.
Затем она отправилась своей дорогой, а Кай и Герда - своей.
Они шли, и на их пути расцветали весенние цветы, 
зеленела трава. Вот раздался колокольный звон, и они 
узнали колокольни своего родного города. Они поднялись 
по знакомой лестнице и вошли в комнату, где все было 
по-старому: часы говорили "тик-так", стрелки двигались 
по циферблату. Но, проходя в низенькую дверь, 
они заметили, что стали совсем взрослыми.

Цветущие розовые кусты заглядывали с крыши в открытое 
окошко; тут же стояли их детские стульчики. Кай с Гердой 
сели каждый на свой, взяли друг друга за руки, и холодное, 
пустынное великолепие чертогов Снежной королевы 
забылось, как тяжелый сон.
Так сидели они рядышком, оба уже взрослые, но дети 
сердцем и душою, а на дворе стояло лето, теплое благодатное лето.