Жила-была штопальная игла; она считала себя такой
тонкой, что воображала, будто она швейная иголка.
- Смотрите, смотрите, что вы держите! - сказала
она пальцам, когда они вынимали ее. - Не уроните меня!
Упаду на пол - чего доброго, затеряюсь: я слишком тон-
ка!
- Будто уж! - ответили пальцы и крепко обхватили
ее за талию.
- Вот видите, я иду с целой свитой! - сказала што-
пальная игла и потянула за собой длинную нитку, только
без узелка.
- Пальцы ткнули иглу прямо в кухаркину туфлю, -
кожа на туфле лопнула, и надо было зашить дыру.
- Фу, какая черная работа! - сказала штопальная
игла. - Я не выдержу! Я сломаюсь!
И вправду сломалась.
- Ну вот, я же говорила, - сказала она. - Я слиш-
ком тонка!
"Теперь она никуда не годится", - подумали пальцы,
но им все-таки пришлось крепко держать ее: кухарка на-
капала на сломанный конец иглы сургуч и потом заколола
ею косынку.
- Вот теперь я - брошка! - сказала штопальная иг-
ла. - Я знала, что буду в чести: в ком есть толк, из
того всегда выйдет что-нибудь путное.
И она засмеялась про себя, - ведь никто не видал,
чтобы штопальные иглы смеялись громко, - она сидела в
косынке, словно в карете, и поглядывала по сторонам.
- Позвольте спросить, вы из золота? - обратилась
она к соседке-булавке. - Вы очень милы, и у вас собс-
твенная головка... Только маленькая! Постарайтесь ее
отрастить, - не всякому ведь достается сургучная голов-
ка!
При этом штопальная игла так гордо выпрямилась,
что вылетела из платка прямо в раковину, куда кухарка
как раз выливала помои.
- Отправляюсь в плавание! - сказала штопальная иг-
ла. - Только бы мне не затеряться!
Но она затерялась.
- Я слишком тонка, я не создана для этого мира! -
сказала она, лежа в уличной канаве. - Но я знаю себе
цену, а это всегда приятно.
И штопальная игла тянулась в струнку, не теряя хо-
рошего расположения духа.
Над ней проплывала всякая всячина: щепки, соломин-
ки, клочки газетной бумаги...
- Ишь, как плывут! - говорила штопальная игла. -
они понятия не имеют о том, кто скрывается тут под ни-
ми. - Это я тут скрываюсь! Я тут сижу! Вон плывет щеп-
ка: у нее только и мыслей, что о щепках. Ну, щепкой она
век и останется! Вот соломинка несется... Вертится-то,
вертится-то как! Не задирай так носа! Смотри, как бы не
наткнуться на камень! А вон газетный обрывок плывет.
Давно уж забыть успели, что на нем напечатано, а он,
гляди, как развернулся!.. Я лежу тихо, смирно. Я знаю
себе цену, и этого у меня не отнимут!
Раз возле нее что-то заблестело, и штопальная игла
вообразила, что это бриллиант. Это был бутылочный оско-
лок, но он блестел, и штопальная игла заговорила с ним.
Она назвала себя брошкой и спросила его:
- Вы, должно быть, бриллиант?
- Да, нечто в этом роде.
И оба думали друг про друга и про самих себя, что
они настоящие драгоценности, и говорили между собой о
невежественности и надменности света.
- Да, я жила в коробке у одной девицы, - рассказы-
вала штопальная игла. - Девица эта была кухаркой. У нее
на каждой руке было по пяти пальцев, и вы представить
себе не можете, до чего доходило их чванство! А ведь
занятие у них было только одно - вынимать меня и класть
обратно в коробку!
- А они блестели? - спросил бутылочный осколок.
- Блестели? - отвечала штопальная игла. - Нет,
блеску в них не было, зато сколько высокомерия!.. Их
было пять братьев, все - урожденные "пальцы"; они всег-
да стояли в ряд, хоть и были различной величины. Край-
ний - Толстяк, - впрочем, отстоял от других, он был
толстый коротышка, и спина у него гнулась только в од-
ном месте, так что он мог кланяться только раз; зато он
говорил, что если его отрубят, то человек не годится
больше для военной службы. Второй - Лакомка - тыкал нос
всюду: и в сладкое и в кислое, тыкал и в солнце и в лу-
ну; он не нажимал перо, когда надо было писать. Следую-
щий - Долговязый - смотрел на всех свысока. Четвертый -
Златоперст - носил вокруг пояса золотое кольцо и, нако-
нец, самый маленький - Пер-музыкант - ничего не делает
и очень этим гордился. Да, они только и знали, что
хвастаться, и вот - я бросилась в раковину.
- А теперь мы сидим и блестим! - сказал бутылочный
осколок.
В это время воды в канаве прибыло, так что она
хлынула через край и унесла с собой осколок.
- Он продвинулся! - вздохнула штопальная игла. - А
я осталась лежать! Я слишком тонка, слишком деликатна,
но я горжусь этим, и это благородная гордость!
И она лежала, вытянувшись в струнку, и передумала
много дум.
- Я просто готова думать, что родилась от солнеч-
ного луча, - так я тонка! Право, кажется, будто солнце
ищет меня под водой! Ах, я так тонка, что даже отец мой
солнце не может меня найти! Не лопни тогда мой глазок
&;lt;игольное ушко по-датски называется игольным глазком&;gt;,
я бы, кажется, заплакала! Впрочем, нет, плакать непри-
лично!
Однажды пришли уличные мальчишки и стали копаться
в канавке, выискивая старые гвозди, монетки и прочие
сокровища. Перепачкались они страшно, но это-то и дос-
тавляло им удовольствие!
- Ай! - закричал вдруг один из них; он укололся о
штопальную иглу. - Смотри, какая штука!
- Черное на белом фоне очень красиво! - сказала
штопальная игла. - Теперь меня хорошо видно! Только бы
не поддаться морской болезни, этого я не выдержу: я та-
кая хрупкая!
Но она не поддалась морской болезни - выдержала.
- Я не штука, а барышня! - заявила штопальная иг-
ла, но ее никто не расслышал. Сургуч с нее сошел, и она
вся почернела, но в черном всегда выглядишь стройнее, и
игла воображала, что стала еще тоньше прежнего.
- Вон плывет яичная скорлупа! - закричали мальчиш-
ки, взяли штопальную иглу и воткнули в скорлупу.
- Против морской болезни хорошо иметь стальной же-
лудок, и всегда помнить, что ты не то что простые
смертные! Теперь я совсем оправилась. Чем ты благород-
нее, тем больше можешь перенести!
- Крак! - сказала яичная скорлупа: ее переехала
ломовая телега.
- Ух, как давит! - завопила штопальная игла. -
Сейчас меня стошнит! Не выдержу! Сломаюсь!
Но она выдержала, хотя ее и переехала ломовая те-
лега; она лежала на мостовой, вытянувшись во всю длину,
- ну и пусть себе лежит!
