Снеговик
Так и хрустит во мне! Славный морозец! - сказал снеговик. -
Ветер-то, ветер-то так и кусает! Просто любо! А ты что
таращишься, пучеглазое? - Это он про солнце говорил,
которое как раз заходило. - Впрочем, валяй, валяй!
Я и не моргну! Устоим!
Вместо глаз у него торчали два осколка кровельной
черепицы, вместо рта красовался обломок старых граблей;
значит, он был и с зубами.
На свет он появился под радостные "ура" мальчишек,
под звон бубенчиков, скрип полозьев и щелканье извозчичьих кнутов.
Солнце зашло, и на голубое небо выплыла луна, полная, ясная!
- Ишь, с другой стороны ползет! - сказал снеговик.
Он думал, что это опять солнце показалось. -
Я все-таки отучил его пялить на меня глаза! Пусть себе
висит и светит потихоньку, чтобы мне было видно себя!..
Ах, как бы мне ухитриться как-нибудь сдвинуться!
Так бы и побежал туда на лед покататься, как давеча мальчишки!
Беда - не могу сдвинуться с места!
- Вон! Вон! - залаял старый цепной пес; он немножко охрип -
ведь когда-то он был комнатною собачкой и лежал у печки. -
Солнце выучит тебя двигаться! Я видел, что было в прошлом
году с таким, как ты, и в позапрошлом тоже! Вон! Вон!
Все убрались вон!
- О чем ты толкуешь, дружище? - сказал снеговик. -
Вон та пучеглазая выучит меня двигаться? - Снеговик говорил про луну. -
Она сама-то удрала от меня давеча; я так пристально
посмотрел на нее в упор! А теперь вон опять выползла с другой стороны!
- Много ты мыслишь! - сказал цепной пес. - Ну да, ведь
тебя только что вылепили! Та, что глядит теперь, луна,
а то, что ушло, солнце; оно опять вернется завтра. Уж оно
подвинет тебя - прямо в канаву! Погода переменится!
Я чую - левая нога заныла! Переменится, переменится!
- Не пойму я тебя что-то! - сказал снеговик. - А сдается,
ты сулишь мне недоброе! То красноглазое, что зовут солнцем,
тоже мне не друг, я уж чую!
- Вон! Вон! - пролаяла цепная собака, три раза повернувшись
вокруг самой себя и улеглась в своей конуре спать.
Погода и в самом деле переменилась. К утру вся окрестность
была окутана густым, тягучим туманом; потом подул резкий,
леденящий ветер и затрещал мороз. А что за красота, когда взошло солнышко!
Деревья и кусты в саду стояли все покрытые инеем, точно
лес из белых кораллов! Все ветви словно оделись блестящими
белыми цветочками! Мельчайшие разветвления, которых летом и
не видно из-за густой листвы, теперь ясно вырисовывались
тончайшим кружевным узором ослепительной белизны; от каждой
ветви как будто лилось сияние! Плакучая береза, колеблемая
ветром, казалось, ожила; длинные ветви ее с пушистою
бахромой тихо шевелились - точь-в-точь как летом! Вот
было великолепие! Встало солнышко... Ах, как все вдруг
засверкало и загорелось крошечными, ослепительно-белыми
огоньками! Все было точно осыпано алмазною пылью, а на
снегу переливались крупные бриллианты!
- Что за прелесть! - сказала молодая девушка, вышедшая в
сад с молодым человеком. Они остановились как раз возле
снеговика и смотрели на сверкающие деревья. - Летом такого
великолепия не увидишь! - сказала она, вся сияя от удовольствия.
- И такого молодца тоже! - сказал молодой человек,
указывая на снеговика. - Он бесподобен!
Молодая девушка засмеялась, кивнула головкой снеговику и
пустилась с молодым человеком по снегу вприпрыжку, у них
под ногами так и захрустело, точно они бежали по крахмалу.
- Кто такие эти двое? - спросил снеговик цепную собаку. -
Ты ведь живешь тут подольше меня; знаешь ты их?
- Знаю! - сказала собака. - Она гладила меня, а он бросал
косточки; таких я не кусаю.
- А что же они из себя изображают? - спросил снеговик.
- Паррочку! - сказала цепная собака. - Вот они поселятся
в конуре и будут вместе глодать кости! Вон! Вон!
- Ну, а значат они что-нибудь, как вот я да ты?
- Да ведь они господа! - сказал пес. - Куда как мало
смыслит тот, кто только вчера вылез на свет божий!
Это я по тебе вижу! Вот я так богат и годами и знанием!
Я всех, всех знаю здесь! да, я знавал времена получше!..
Не мерз тут в холоде на цепи! Вон! Вон!
- Славный морозец! - сказал снеговик. - Ну, ну, рассказывай!
Только не греми цепью, а то меня просто коробит!
- Вон! Вон! - залаял цепной пес. - Я был щенком,
крошечным хорошеньким щенком, и лежал на бархатных
креслах там, в доме, лежал на коленях у знатных господ!
Меня целовали в мордочку и вытирали лапки вышитыми платками!
Звали меня Милкой, Крошкой!.. Потом я подрос, велик для
них стал, меня подарили ключнице, я попал в подвальный этаж.
Ты можешь заглянуть туда; с твоего места отлично видно.
Так вот, в той каморке я и зажил как барин! Там хоть и
пониже было, да зато спокойнее, чем наверху: меня не
таскали и не тискали дети. Ел я тоже не хуже, если не лучше!
У меня была своя подушка, и еще там была печка, самая
чудеснейшая вещь на свете в такие холода! Я даже уползал под нее!..
О, я и теперь еще мечтаю об этой печке! Вон! Вон!
- Разве уж она так хороша, печка-то? - спросил снеговик. -
Похожа она на меня?
- Ничуть! Вот сказал тоже! Печка черна как уголь: у нее
длинная шея и медное пузо! Она так и пожирает дрова,
огонь пышет у нее изо рта! Рядом с нею, под нею -
настоящее блаженство! ее видно в окно, погляди!
Снеговик посмотрел и в самом деле увидал черную блестящую
штуку с медным животом; в животе светился огонь. Снеговика
вдруг охватило такое страшное желание, - в нем как-будто
зашевелилось что-то... Что такое нашло на него, он и сам не
знал и не понимал, хотя это понял бы всякий человек, если,
разумеется, он не снеговик.
- Зачем же ты ушел от нее? - спросил снеговик пса, он чувствовал,
что печка - существо женского пола. - как ты мог уйти оттуда?
- Пришлось поневоле! - сказал цепной пес. - Они вышвырнули
меня и посадили на цепь. Я укусил за ногу младшего барчука -
он хотел отнять у меня кость! "Кость за кость!" - думаю себе...
А они осердились, и я оказался на цепи! Потерял голос... Слышишь,
как я хриплю? Вон! Вон! Вот тебе и вся недолга!
Снеговик уже не слушал; он не сводил глаз с подвального этажа,
с каморки ключницы, где стояла на четырех ножках железная
печка величиной с самого снеговика.
- Во мне что-то странно шевелится! - сказал он. - Неужели я
никогда не попаду туда? Это ведь такое невинное желание,
отчего ж бы ему не сбыться! Это мое самое заветное, мое
единственное желание! Где же справедливость, если оно не
сбудется? Мне надо туда, туда к ней... Прижаться к ней
во что бы то не стало, хоть бы разбить окно!
- Туда тебе не попасть! - сказал цепной пес. - А если бы ты
и добрался до печки, то тебе конец! Вон! Вон!
- Мне уж и так конец подходит, того и гляди, свалюсь!
Целый день снеговик стоял и смотрел в окно; в сумерки каморка
выглядела еще приветливее; печка светила так мягко, как не
светить ни солнцу, ни луне! Куда им! Так светит только печка,
если брюшко у нее набито. Когда дверцу открыли, из печки
метнулось пламя и заиграло ярким отблеском на белом лице снеговика.
В груди у него тоже горело пламя.
- Не выдержу! - сказал он. - Как мило она высовывает язык! Как это идет ей!
Ночь была длинная, длинная, только не для снеговика; он весь
погрузился в чудесные мечты, - они так и трещали в нем от мороза.
К утру все окна подвального этажа покрылись прекрасным ледяным
узором, цветами; лучших снеговик и желать не мог бы, но они
скрыли печку! Мороз так и трещал, снег хрустел, снеговику
радоваться да радоваться бы, так нет! Он тосковал о печке!
Он был положительно болен.
- Ну, это опасная болезнь для снеговика! - сказал пес. -
Я тоже страдал этим, но поправился. Вон! Вон! Будет перемена погоды!
И погода переменилась, началась оттепель.
Зазвенела капель, а снеговик таял на глазах, но он не говорил
ничего, не жаловался, а это плохой признак. В одно прекрасное
утро он рухнул. На месте его торчало только что-то вроде
железной согнутой палки; на ней-то мальчишки и укрепили его.
- Ну, теперь я понимаю его тоску! - сказал цепной пес -
У него внутри была кочерга! Вот что шевелилось в нем!
Теперь все прошло! Вон! Вон!
Скоро прошла и зима.
- Вон! Вон! - лаял цепной пес, а девочки на улице пели:
Цветочек лесной, поскорей распускайся!
Ты, вербочка, мягким пушком одевайся!
Кукушки, скворцы, прилетайте,
Весну нам красну воспевайте!
И мы вам подтянем: ай, люли-люли,
Деньки наши красные снова пришли! |
